Прочитана последняя страница святой книги, содержание которой от корки до корки
источает из себя святую невинность и благочестие. Это та книга, при виде которой
даже самые жестокие критики, несущие в себе бремя предубеждений и предрассудков,
молча останавливались и, прочитав ее с начала до конца, уходили со смягченным
сердцем и омоложенным духом. Закрыта та книга, первые слова которой — «В
еврейском городке Назарете жили бездетные благочестивый старец Иоаким и его жена
Анна…».
источает из себя святую невинность и благочестие. Это та книга, при виде которой
даже самые жестокие критики, несущие в себе бремя предубеждений и предрассудков,
молча останавливались и, прочитав ее с начала до конца, уходили со смягченным
сердцем и омоложенным духом. Закрыта та книга, первые слова которой — «В
еврейском городке Назарете жили бездетные благочестивый старец Иоаким и его жена
Анна…».
Как светлы первые страницы этой истории — точно озарены тем вечерним, мягким и
тихим румянцем заката, провожающего солнце, чтобы после ночи воссияло оно светом
с востока. Кого не обрадует счастье этих пожилых людей, посетившее их лишь при
прощании с миром, чтобы добавить каплю меда в их отравленную скорбью жизнь!
Непередаваемым райским весельем были наполнены старческие души Иоакима и Анны
при виде своей маленькой Дочери, в сопровождении подруг входящей в Божий храм и
встречающей там скромный, но торжественный прием. Радость этих старых
благочестивых душ была тем чище и совершеннее, что родители не могли даже
подозревать [о том], что это — первое и последнее радостное событие для их
выплаканного Плода. Юная Мария рано осталась сиротой, без отца и матери. Бог
пощадил Иоакима и Анну за их благочестие, чтобы не дожили они и не увидели ту
непрерывную вереницу бед и страданий, через которые подобало пройти их Чаду ради
стяжания награды — правда, великой и для других недосягаемой, а именно, что их
Дочь наречется Матерью Сына Божия.
Иоаким и Анна преставились, утешаясь тем, что свое Чадо оставили под кровом
храма, под Божией защитой. Кто бы мог тогда проречь столь неспокойную жизнь Этой
Отроковице, Которая всю Свою юность провела в церкви — в мире, посте и молитве?
И тем не менее бури житейского моря беспощадно терзали Эту сироту, увлекали Ее в
неведомые земли, стремительно повергали из воодушевления в страх и наоборот. Для
нежной девической души довольно было и одного потрясения от внезапного
ангельского благовестия о великой Божией милости, определившей Этой Деве родить
Спасителя мира.
Но для Марии были уготованы и гораздо более тяжкие испытания, способные
сломить сильнейших духом и подавить величайшее мужество. После Своей первой
материнской улыбки Своему Божественному Чаду, возвеселившей Ее душу,
[утомленную] тревогой и трудным переходом в ночной тьме и под дождем, Она должна
была немедленно бежать без оглядки [из Палестины в Египет], чтобы спасти это
Свое дорогое и высочайшее Чадо. Именно так, ведь царь Ирод боялся Ее Младенца,
лежащего на соломе, и людская зависть лишала Сына Божия всякого покоя даже в
пещере, в этом скромном пристанище.
Объятая страхом и трепетом, Она бежала по палестинским равнинам, прижимая к
груди Свое Дитя, без устали спешила день и ночь по лесам и пустыням, не ведая ни
дорог, ни троп, только чтобы спасти Его от меча царских палачей. Впрочем, не
дрогнула Она и не ослабела духом в пути, не изнемогла от тревог и усталости,
ободряя Себя мыслью о том, что Господь Бог — великий Царь над всеми богами и что
в Его руке и горные вершины, и долы земные (ср.: Пс. 49,1; 45,3—4), ибо еще с
ранней юности вложила в Свою душу поучение премудрого Проповедника: Помни
Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили
годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них!» (Еккл.
12, 1).
Претерпевала Она все это с верой в Бога, никогда даже не подозревая, что имя
Божией Матери принесет Ей больше горечи, чем радости. Да и могла ли Она иначе
мыслить после столь великолепных предвестий Архангела Гавриила? Да и могло ли
вообще прийти кому-то в голову, что люди так враждебно встретят Небесного
Посланника и своего Спасителя?
Ведь даже тогда, когда слава Ее Сына начала проноситься по всему миру, из Ее
материнской души не уходили тяжелые предчувствия и заботы. Она постоянно
сопровождала Иисуса, следуя за Ним издали, в массе любопытствующего народа, с
опаской на него взирала и впитывала Его слова, но не решалась подойти к Нему
поближе, боясь Ему докучать. Знала Она о Его безграничной любви ко всем людям,
слышала Его слова: Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и
исполняющие его (Лк. 8, 21).
Он перестал принадлежать только Ей, сделавшись живым Источником для всего
мира, так что всякий желающий приходил из Него напиться. Но опять-таки никому Он
не был так любезен, как сердцу Матери. В той необозримой массе людей,
следовавшей за Иисусом по пятам по всей Палестине и восторженно Его
приветствовавшей, одни сияющие очи всегда смотрели на Него пристально, одни уста
непрестанно повторяли Его святые слова и тихо возносили о Нем молитвы. То была
Его Мать.
Иисус же уверенно шествовал вперед, не оглядываясь на глухую ярость
грешников, воздымающуюся на Него. Ничто Его не смущало и не пугало. Он всегда
был одинаково величественным и решительным – как на Елеонской горе, при входе в
Иерусалим и в другие торжественные минуты, так и на последней вечери при
прощании с учениками перед шествием на Голгофу. И лишь одно внимательное ухо
слышало скрежет зубов на Иисуса и одна душа провидела намерения безбожников,
которые уловят на душу праведничу и кровь неповинную осудят (Пс. 93, 21), и
каждый день Ее сердце наполнялось страхом от того, что услышала Она и
прочувствовала. Это была Его Мать.
Хотелось Ей хоть ночью побыть с Иисусом наедине и рассказать Ему обо всем,
что донеслось до Ее ушей, что говорили о Нем люди и что они Ему готовят, — все
это порывалась Она Ему поведать, дабы был Он еще более внимательным и
осторожным, хотя и знала, что Ему все известно гораздо лучше. Но и по ночам не
имел Он отдохновения, наставляя Своих учеников и готовя их к дальнейшим
подвигам. А Она горела желанием хотя бы в часы ночного покоя вдали от мирской
суеты перемолвиться с Ним словом, прижав к Себе Его уставшую голову. Однако
этому Ее желанию не суждено было сбыться, так что и ночи проводила Она без
Своего Сына, слезными очами взирая на звездное небо и обращая к нему
утешительные слова царя Давида: По множеству болезней моих в сердце моем
утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93,19).
Но все эти душевные переживания, все заботы и скорби, вся злоба и ненависть
людей, которую Марии пришлось претерпеть за Сына Своего, — все это было ничто по
сравнению с тем страшным ударом, который готовился как против Иисуса, так и
против Ее души. [Ведь] собственными глазами видела Она Своего Сына связанным,
оплеванным и окровавленным под терновым венцом и слышала те адские крики:
«Распни Его! Распни!» Следовала Она за ним и до Голгофы, видела, как изнемогает
Он и падает под крестом, наклонялась к земле и собирала в пыли капли Его крови.
Донеслись до Ее слуха и звуки гвоздей, забиваемых в Его руки, некогда Ее
обнимавшие, видела Она Его на кресте, нагого и изуродованного, претерпевающего
ужасные мучения, обливающегося потом и расстающегося с
последними силами.
О, если бы могла Она хоть припасть к Его кровоточащим ногам, обнять их и
облобызать! Но и это было невозможно для бедной Матери. О матери, сетующие о
своих больных сыновьях, вспомните Марию, страдавшую под крестом, на котором в
[жутких] мучениях терзался Ее Сын! Вспомните и укрепите свои сердца тем, чем и
Она Себя ободряла: надеждой на Божию милость!
Христос испускал дух. Но в величайших муках, перед тем как предать дух Своему
Отцу, Он о ком-то вспомнил и посмотрел вниз на землю. Отыскав глазами Свою Мать,
Он увидел Ее сокрушенной и изнемогшей. Ясно осознавая еще одну Свою обязанность
по отношению к Ней, Он, взглянув на Своего самого любимого ученика, Иоанна,
сказал Своей Матери: Жено! се, сын Твой.
Христовы ученики разошлись по всему миру учить и спасать человеческий род.
Оставили они родные дома и семьи и все свои силы посвятили проповеди учения
Спасителя. Не были они уже такими боязливыми, как в ту ночь, когда был схвачен
Иисус, но стали бесстрашными и могучими исполинами, пренебрегавшими всякой
опасностью.
Пока были они в Палестине, с ними общалась и святая Мария, помогая им в
утверждении заповедей Спасителя, поощряя их на всякое благо и ободряя. Но когда
ученики удалились из Палестины в края далекие, чужие и неведомые, Она осталась в
доме Иоанна.
Не тратила Она времени попусту, но каждую минуту употребляла на пользу рода
человеческого, того самого рода людского, который распял Ее невинного Сына! Свои
труды и попечения посвящала Она больницам и темницам, утешала, учила и
наставляла всякого, кому требовалась поддержка или совет. Жила строго по
заповедям Своего Сына и потому могла утолять людские печали и была источником
целительной прохлады, почерпая из которого, всякий чувствовал свежесть и
облегчение и укреплялся небесной любовью. Добрые дела, которым Она Себя вверила,
наполняли Ее душу великим блаженством и утешением, что и было воздаянием на все
Ее прежде перенесенные беды и горести. [Ведь] лишь после того, как Ее Сын
воскрес, у Нее открылись глаза на происходящее и появилась надежда.
Но вот пришло время и Марии смежить очи и предать Свой дух Богу. Происходило
это в мире и тишине. Ее смерть не вызвала никакой суматохи и беспокойства.
Палестина, бывшая свидетельницей столь удивительных и бурных событий и вся
взбудораженная от внезапности и неожиданности происшедшего, утихомирилась и
безмятежно проводила повседневную жизнь, лишь изредка взирая на свое покрытое
славой и мраком лицо в зеркале недавнего прошлого. Мир спешит по своим будним,
привычным делам.
Богородица почивает на одре. A мир и не чувствует никакой перемены, не
ощущает того, что из его среды ушла самая богоугодная Жена. Мир всегда один и
тот же: пустой молвой и мелочными заботами о телесных нуждах он похищает
святость у самых торжественных моментов в истории человечества. Когда величайшие
борцы за его счастье умирали в муках, он спокойно, с несмолкаемым гомоном от
множества голосов торопился за хлебом. Вот и теперь, когда великая
Благодетельница человеков лежит на смертном одре, уличный шум и многоголосье не
смолкают ни на минуту.
Но когда понесут Ее на место упокоения, когда Апостолы запоют погребальные
песнопения, в душе мира сего воскреснут яркие воспоминания о Великом Учителе
любви и о Его кроткой и величественной Матери. И найдутся, обязательно найдутся
те, кто присоединится к Апостолам и теплой слезой оросит могилу примерной
Назаретянки, а свою жизнь и дела управит по Евангелию Ее Сына. Вдруг, во
мгновение ока, мир забудет о своих заботах и восстановит в памяти всю жизнь сей
Жены, имевшей сильную веру, — и сам убедится в том, что имя Господне — крепкая
башня: убегает в нее праведник — и безопасен (Притч. 18,11).
В доме апостола Иоанна царит тишина и покой. Ничто не нарушает этой
благоговейной атмосферы. Небольшая скромная комната освещена двумя рядами
светильников, стоящих вокруг смертного одра. Можно бы было подумать, что в
комнате никого нет, хотя на самом деле в ней в эту минуту собрано почти все
Христово воинство. Здесь Его Апостолы, только-только примчавшиеся со всех концов
света, чтобы проводить Мать Учителя в Ее вечную обитель.
Со склоненными головами стоят они вокруг одра Богородицы. А Она покоится. На
Ее лице сияет отпечаток благости и какого-то таинственного счастья,
свидетельствующего об отсутствии всякой скорби, а также последнее «Прощайте!»,
полное милосердия и снисхождения к сему миру, оказавшему так мало сочувствия,
гостеприимства и любви и Ей, и Ее Сыну.
тихим румянцем заката, провожающего солнце, чтобы после ночи воссияло оно светом
с востока. Кого не обрадует счастье этих пожилых людей, посетившее их лишь при
прощании с миром, чтобы добавить каплю меда в их отравленную скорбью жизнь!
Непередаваемым райским весельем были наполнены старческие души Иоакима и Анны
при виде своей маленькой Дочери, в сопровождении подруг входящей в Божий храм и
встречающей там скромный, но торжественный прием. Радость этих старых
благочестивых душ была тем чище и совершеннее, что родители не могли даже
подозревать [о том], что это — первое и последнее радостное событие для их
выплаканного Плода. Юная Мария рано осталась сиротой, без отца и матери. Бог
пощадил Иоакима и Анну за их благочестие, чтобы не дожили они и не увидели ту
непрерывную вереницу бед и страданий, через которые подобало пройти их Чаду ради
стяжания награды — правда, великой и для других недосягаемой, а именно, что их
Дочь наречется Матерью Сына Божия.
Иоаким и Анна преставились, утешаясь тем, что свое Чадо оставили под кровом
храма, под Божией защитой. Кто бы мог тогда проречь столь неспокойную жизнь Этой
Отроковице, Которая всю Свою юность провела в церкви — в мире, посте и молитве?
И тем не менее бури житейского моря беспощадно терзали Эту сироту, увлекали Ее в
неведомые земли, стремительно повергали из воодушевления в страх и наоборот. Для
нежной девической души довольно было и одного потрясения от внезапного
ангельского благовестия о великой Божией милости, определившей Этой Деве родить
Спасителя мира.
Но для Марии были уготованы и гораздо более тяжкие испытания, способные
сломить сильнейших духом и подавить величайшее мужество. После Своей первой
материнской улыбки Своему Божественному Чаду, возвеселившей Ее душу,
[утомленную] тревогой и трудным переходом в ночной тьме и под дождем, Она должна
была немедленно бежать без оглядки [из Палестины в Египет], чтобы спасти это
Свое дорогое и высочайшее Чадо. Именно так, ведь царь Ирод боялся Ее Младенца,
лежащего на соломе, и людская зависть лишала Сына Божия всякого покоя даже в
пещере, в этом скромном пристанище.
Объятая страхом и трепетом, Она бежала по палестинским равнинам, прижимая к
груди Свое Дитя, без устали спешила день и ночь по лесам и пустыням, не ведая ни
дорог, ни троп, только чтобы спасти Его от меча царских палачей. Впрочем, не
дрогнула Она и не ослабела духом в пути, не изнемогла от тревог и усталости,
ободряя Себя мыслью о том, что Господь Бог — великий Царь над всеми богами и что
в Его руке и горные вершины, и долы земные (ср.: Пс. 49,1; 45,3—4), ибо еще с
ранней юности вложила в Свою душу поучение премудрого Проповедника: Помни
Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили
годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них!» (Еккл.
12, 1).
Претерпевала Она все это с верой в Бога, никогда даже не подозревая, что имя
Божией Матери принесет Ей больше горечи, чем радости. Да и могла ли Она иначе
мыслить после столь великолепных предвестий Архангела Гавриила? Да и могло ли
вообще прийти кому-то в голову, что люди так враждебно встретят Небесного
Посланника и своего Спасителя?
Ведь даже тогда, когда слава Ее Сына начала проноситься по всему миру, из Ее
материнской души не уходили тяжелые предчувствия и заботы. Она постоянно
сопровождала Иисуса, следуя за Ним издали, в массе любопытствующего народа, с
опаской на него взирала и впитывала Его слова, но не решалась подойти к Нему
поближе, боясь Ему докучать. Знала Она о Его безграничной любви ко всем людям,
слышала Его слова: Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и
исполняющие его (Лк. 8, 21).
Он перестал принадлежать только Ей, сделавшись живым Источником для всего
мира, так что всякий желающий приходил из Него напиться. Но опять-таки никому Он
не был так любезен, как сердцу Матери. В той необозримой массе людей,
следовавшей за Иисусом по пятам по всей Палестине и восторженно Его
приветствовавшей, одни сияющие очи всегда смотрели на Него пристально, одни уста
непрестанно повторяли Его святые слова и тихо возносили о Нем молитвы. То была
Его Мать.
Иисус же уверенно шествовал вперед, не оглядываясь на глухую ярость
грешников, воздымающуюся на Него. Ничто Его не смущало и не пугало. Он всегда
был одинаково величественным и решительным – как на Елеонской горе, при входе в
Иерусалим и в другие торжественные минуты, так и на последней вечери при
прощании с учениками перед шествием на Голгофу. И лишь одно внимательное ухо
слышало скрежет зубов на Иисуса и одна душа провидела намерения безбожников,
которые уловят на душу праведничу и кровь неповинную осудят (Пс. 93, 21), и
каждый день Ее сердце наполнялось страхом от того, что услышала Она и
прочувствовала. Это была Его Мать.
Хотелось Ей хоть ночью побыть с Иисусом наедине и рассказать Ему обо всем,
что донеслось до Ее ушей, что говорили о Нем люди и что они Ему готовят, — все
это порывалась Она Ему поведать, дабы был Он еще более внимательным и
осторожным, хотя и знала, что Ему все известно гораздо лучше. Но и по ночам не
имел Он отдохновения, наставляя Своих учеников и готовя их к дальнейшим
подвигам. А Она горела желанием хотя бы в часы ночного покоя вдали от мирской
суеты перемолвиться с Ним словом, прижав к Себе Его уставшую голову. Однако
этому Ее желанию не суждено было сбыться, так что и ночи проводила Она без
Своего Сына, слезными очами взирая на звездное небо и обращая к нему
утешительные слова царя Давида: По множеству болезней моих в сердце моем
утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93,19).
Но все эти душевные переживания, все заботы и скорби, вся злоба и ненависть
людей, которую Марии пришлось претерпеть за Сына Своего, — все это было ничто по
сравнению с тем страшным ударом, который готовился как против Иисуса, так и
против Ее души. [Ведь] собственными глазами видела Она Своего Сына связанным,
оплеванным и окровавленным под терновым венцом и слышала те адские крики:
«Распни Его! Распни!» Следовала Она за ним и до Голгофы, видела, как изнемогает
Он и падает под крестом, наклонялась к земле и собирала в пыли капли Его крови.
Донеслись до Ее слуха и звуки гвоздей, забиваемых в Его руки, некогда Ее
обнимавшие, видела Она Его на кресте, нагого и изуродованного, претерпевающего
ужасные мучения, обливающегося потом и расстающегося с
последними силами.
О, если бы могла Она хоть припасть к Его кровоточащим ногам, обнять их и
облобызать! Но и это было невозможно для бедной Матери. О матери, сетующие о
своих больных сыновьях, вспомните Марию, страдавшую под крестом, на котором в
[жутких] мучениях терзался Ее Сын! Вспомните и укрепите свои сердца тем, чем и
Она Себя ободряла: надеждой на Божию милость!
Христос испускал дух. Но в величайших муках, перед тем как предать дух Своему
Отцу, Он о ком-то вспомнил и посмотрел вниз на землю. Отыскав глазами Свою Мать,
Он увидел Ее сокрушенной и изнемогшей. Ясно осознавая еще одну Свою обязанность
по отношению к Ней, Он, взглянув на Своего самого любимого ученика, Иоанна,
сказал Своей Матери: Жено! се, сын Твой.
Христовы ученики разошлись по всему миру учить и спасать человеческий род.
Оставили они родные дома и семьи и все свои силы посвятили проповеди учения
Спасителя. Не были они уже такими боязливыми, как в ту ночь, когда был схвачен
Иисус, но стали бесстрашными и могучими исполинами, пренебрегавшими всякой
опасностью.
Пока были они в Палестине, с ними общалась и святая Мария, помогая им в
утверждении заповедей Спасителя, поощряя их на всякое благо и ободряя. Но когда
ученики удалились из Палестины в края далекие, чужие и неведомые, Она осталась в
доме Иоанна.
Не тратила Она времени попусту, но каждую минуту употребляла на пользу рода
человеческого, того самого рода людского, который распял Ее невинного Сына! Свои
труды и попечения посвящала Она больницам и темницам, утешала, учила и
наставляла всякого, кому требовалась поддержка или совет. Жила строго по
заповедям Своего Сына и потому могла утолять людские печали и была источником
целительной прохлады, почерпая из которого, всякий чувствовал свежесть и
облегчение и укреплялся небесной любовью. Добрые дела, которым Она Себя вверила,
наполняли Ее душу великим блаженством и утешением, что и было воздаянием на все
Ее прежде перенесенные беды и горести. [Ведь] лишь после того, как Ее Сын
воскрес, у Нее открылись глаза на происходящее и появилась надежда.
Но вот пришло время и Марии смежить очи и предать Свой дух Богу. Происходило
это в мире и тишине. Ее смерть не вызвала никакой суматохи и беспокойства.
Палестина, бывшая свидетельницей столь удивительных и бурных событий и вся
взбудораженная от внезапности и неожиданности происшедшего, утихомирилась и
безмятежно проводила повседневную жизнь, лишь изредка взирая на свое покрытое
славой и мраком лицо в зеркале недавнего прошлого. Мир спешит по своим будним,
привычным делам.
Богородица почивает на одре. A мир и не чувствует никакой перемены, не
ощущает того, что из его среды ушла самая богоугодная Жена. Мир всегда один и
тот же: пустой молвой и мелочными заботами о телесных нуждах он похищает
святость у самых торжественных моментов в истории человечества. Когда величайшие
борцы за его счастье умирали в муках, он спокойно, с несмолкаемым гомоном от
множества голосов торопился за хлебом. Вот и теперь, когда великая
Благодетельница человеков лежит на смертном одре, уличный шум и многоголосье не
смолкают ни на минуту.
Но когда понесут Ее на место упокоения, когда Апостолы запоют погребальные
песнопения, в душе мира сего воскреснут яркие воспоминания о Великом Учителе
любви и о Его кроткой и величественной Матери. И найдутся, обязательно найдутся
те, кто присоединится к Апостолам и теплой слезой оросит могилу примерной
Назаретянки, а свою жизнь и дела управит по Евангелию Ее Сына. Вдруг, во
мгновение ока, мир забудет о своих заботах и восстановит в памяти всю жизнь сей
Жены, имевшей сильную веру, — и сам убедится в том, что имя Господне — крепкая
башня: убегает в нее праведник — и безопасен (Притч. 18,11).
В доме апостола Иоанна царит тишина и покой. Ничто не нарушает этой
благоговейной атмосферы. Небольшая скромная комната освещена двумя рядами
светильников, стоящих вокруг смертного одра. Можно бы было подумать, что в
комнате никого нет, хотя на самом деле в ней в эту минуту собрано почти все
Христово воинство. Здесь Его Апостолы, только-только примчавшиеся со всех концов
света, чтобы проводить Мать Учителя в Ее вечную обитель.
Со склоненными головами стоят они вокруг одра Богородицы. А Она покоится. На
Ее лице сияет отпечаток благости и какого-то таинственного счастья,
свидетельствующего об отсутствии всякой скорби, а также последнее «Прощайте!»,
полное милосердия и снисхождения к сему миру, оказавшему так мало сочувствия,
гостеприимства и любви и Ей, и Ее Сыну.
Св. Николај Велимировић-Српски
